Диалоги с Маратом Шибутовым.

85 лет старейшему университету Казахстана – КазНУ имени аль-Фараби (Лайла Ахметова)

Кто руководил университетом? Как складывались его традиции? Каково значение университета для всего Казахстана?

15.01.2019

Марат Шибутов (М.Ш.) – Здравствуйте уважаемые зрители! Мы снова с вами на Радио Медиаметрикс Казахстан. Вы смотрите нас на radiomm.kz и на нашем канале в YouTube. Тема сегодняшней нашей передачи – это «85 лет Казахскому Национальному Университету имени аль-Фараи» и в гостях у нас наш постоянный гость, эксперт, доктор исторических наук, профессор (именно КазНУ им аль-Фараби) – Лайла Сейсенбековна Ахметова. Здравствуйте!

Лайла Ахметова (Л.А.) – Добрый вечер!

М.Ш. – 85 лет университету – это большая дата. У нас, правда, с датами не очень. Вот в прошлом году мы пропустили юбилей первой книги, изданной на казахском языке – в 1818 году в Казани была издана первая книга на казахском языке, правда арабскими буквами. 

Л.А. – А так и должно было быть в то время.

М.Ш. – Да. Это была арабская сказка. Вот она была [издана] и мы доблестно юбилей этот пропустили. Мы о нем забыли, короче. В общем, вот так.

Л.А. – Но юбилей Казахского Национальног Университета нельзя пропустить!

М.Ш. – Да! Мы не пропустим, потому что я его выпускник, Лайла Сейсенбековна там преподаватель, и выпускник тоже. И поэтому мы как два казгушника решили устроить междусобойчик и так вот обсудить наш родной университет. Как он зарождался. Ну, вот эту дату мы точно не пропустим! Начнем с первой радостной новости – ЛДайла Сейсенбековна написала книгу про историю КазГУ. Расскажите пожалуйста.

Л.А. – Ну, во-первых, я хочу поздравить всех выпускников Казахского Национального Университета, а их десятки тысяч, с нашим юбилеем! В приницпе, нукжнго поздравлять весь Казахстан, потому что КазГУ/КазНУ имени аль-Фараби был, есть и будеть флагманом нашей страны. Действительно, я написала в прошлом году книгу «Я снова вглядываюсь в лица». И это тридцать портретов – 28 людей, которых я знала лично, о двух я постоянно писала. Это люди последней трети XX  века. Я хочу сказать следующее – в далеком 1984 году была издана книга «Наш адрес – КазГУ», автором являюсь я и это была моя первая книга, когда я была очень юнна. И эта книга была [опубликована] в 1984 году к 40-летию КазГУ. Мне посчастливилось быть членом комиссии по юбилейным датам: 40-летия, 50-летия, 60-летия, 70-летия и 75-летия. Сама я поступила в Казахский Национальный Университет в 1971 году. Активно занималась общественной деятельность. В 1975 году закончила и с тех пор я работаю в КазНУ имени аль-Фараби и прошла все ступени – от рядового преподавателя до профессора. И я хочу сказать следующее – почему я считаю, что я об этой дате имею право говорить, потому что я в Казахстанском Национальном Университете беспрерывно 48 лет. Это тоже большая цифра и в общем-то у нас в университете осталось очень мало людей, которые столь долго работают. Можно сказать, что это хорошо и плохо, но в университетской считалось, что кто долго работает и растет по служебной лестнице – это всегда считается почетно и очень хорошо.

М.Ш. – Давайте теперь к Вашей книге перейдем. Там 28 человек.

Л.А. – Тридцать.

М.Ш. – Да, тридцать. Кто именно там?

Л.А. – Это ректоры Казахстанского Национального Университета, с кем мне посчастливилось работать. Это работники, в общем-то профессура – академики, те с которыми я опять-таки работала. Вот эта книга, в 1984 году «Наш адрес – КазГУ» я писала об истории КазГУ вот в то время и я писала как старшее поколение должно младшему передавать преемственность и какие назидательные слова они говорили. И я сравнивала, например, как комсомол был в 30-х, 40-х годах и как сейчас – что вы скажете молодежи. Как выжили отцы и дети и так далее вопросы. Мне в этой стало обидно, потому что я очень много и долго работаю в Казахстанском Национальном Университете, но как-то память о тех кто ушёл – здесь 30 очерков, все эти люди ушли из жизни – они занимали ведущие позиции в КазГУ/КазНУ и дело вот в чем, как-то о них стали забывать. Хотя без сомнения – у нас аудитории их имени есть, выпускаются книги – у нас прекрасная серия жизни замечательных людей выпускается. То есть как бы университет много делает, а молодежь все равно не знает. Может быть вот эта сопричастность... И я решила написать в несколько иной форме книги. Я решила написать о том, как вот все эти люди помогли в моем становлении – молодой Ахметовой. Как я достигла каких-то определенных высот на той или иной должности/положении. Но я рассказываю, конечно, и о том как мы работали. Я рассказываю о том, что не все так легко было, не так просто было. Были и интриги, и были... есть такая черта – становится начальником и он сразу становится героем и богом для всех, а «прошедшего» начальника мы начинаем ругать. Закидывать камнями. Мне всегда обидно и больно смотреть. Впрочем, за 48 лет я тоже поднятия и падения переживала тоже и это меня тоже коснулось. И я всегда удвилялась, как можно с людьми не здороваться, если они в опале? Ну вот, ты двадцать лет дружил, а сейчас мимо прошёл… Со мной не здоровались… Были такие времена. И как одни люди оставались людьми, а другие конъюнктурщиками.

М.Ш. – Ну это да. Но с другой стороны надо вспомнить – я вот сейчас книжку покажу крупным планом со всем известным видом, казгурада. Вообще, как было принято решение о том, чтобы создать университет?

Л.А. – Это далекие тридцатые годы. Сначала создали в 1928 году Казахский педагогический институт, который первоначально назывался университетом. То есть, он некоторое время институтом, потом университетом, потом опять институтом. Это был первый ВУЗ и они вполне заслуженно гордятся этим и отмечают юбилеи. Вот они в прошлом году отмечали юбилей.

М.Ш. – У них 90 лет было.

Л.А. – Да. И я хочу сказать ,что это вот школа педагогов была. А педагоги в конце двадцатых годов чрезвычайно важны и нужны были нашему Казахстану. И затем, все-таки с открытием как раз месторождений нам понадобились инженеры (чуть позже Политех был открыт), нам понадобились люди других специальностей, в том числе разных гуманитарных и естественных наук. И было принято решение в Москве, был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР 15 января 1934 года открыть Казахский государственный Университет. Его открыли и был осуществлен набор – 60 человек всего было. И было всего 4 факультета (естественных наук) и размещался он в трех комнатушках ветеринарного техникума в то время. Вот история такая.

До войны, вот эти 7 лет, было чрезвычайно трудно – университет рос, наборы осуществлялись, то есть количество [студентов] росло. Какие были проблемы? Нужно было принимать казахскоязычную молодежь и казахов по национальности, а педагогов не было – раз. Вторая проблема – конечно нужно было всех обучать и прочее, но не было помещений. Самое главное – в Алма-Ате скромный жилой фонд был и практически не было [возможности]. И еще – приглашать со стороны видных ученых мы не могли, потому что квартиры им не могли дать, даже общежития. И общежитий ни для студентов, ни для преподавателей не было. У нас был один из таких фондов – на это никто не обращает внимания – как политические ссыльные.

М.Ш. – Да.

Л.А. – Как-то я в Доме артистов жила и в первом подъезде профессор, юрист жил – Султанов. Я его документов найти не могу. Профессор КазГУ. То есть его взяли на работу. Вы понимаете, у нас в Казахстане во многих школах преподавали ведущая профессура и так далее. Вот этот материал мало изчуен. Кто-то отрывочками что-то знает и что-то говорит, а что такие люди... были люди специально убегали оттуда подальше также как наш Мухтар Омарханович Ауэзов уехал профессором в МГУ преподавать – он сбежал отсюда. Точно также получалось, что и московская и другая российская профессура приезжала к нам. Ведущие ученные постепенно [появлялись] и наша молодежь [у них обучалась]. Вот история, о которой я писала, что занимаюсь – Брестской крепостью и защитниками Брестской крепости. Турар Сатыбалдин. 7 классов [образования]. Он южанин. С семиклассным образованием за выдающиеся математические достижения его принимают на первый курс. Такие случаи были. Не сейчас, не в нынешнее время. И он успешно, хорошо учится. Мало того, он еще поднимается на вершины гор, скалолаз. И бегает. Есть фотографии, где он занимает первые места. Хороший бегун был. Самородок из далёкого аула. Но в 40-м году всех забирают на войну с Финляндией и отправляют в Брестскую крепость и в Брест служить. Вот там он служит и от Бреста до Москвы потом в 1945 году в феврале под озером Балатон в Венгрии он получает смертельное ранение и погибает в бою. Математик, который подавал надежды. Казах-аспирант. Это такая редкость была, но война выкашивала очень многих. И были и другие выдающиеся студенты, которые упорно учатся, не взирая на то, что знают только казахский язык, учат русский язык и потом они становятся большим специалистами в своём деле – профессор Массенова и многие другие. И они, когда я пришла в 1971 году, они были еще живы. И вот они – цвет нации, представляли какой он должен быть [университет/Казахстан???].

М.Ш. – Насчет ссыльных – не все же знают, да мало кто знает, что в АГУ имени Абая, который КазНПУ в 1930-е годы преподавал академик Тарле.

Л.А. – Самый знаменитый.

М.Ш. – Да, самый знаменитый историк первой половины XX-го века в России, а потом и в СССР. И есть данные, что именно тут он начал своего Напалеона писать. Вот он в 1933-34 [был здесь], закончил в 1935 уже где-то году. Ну, а в нашем дорогом АГУ имени Абая об этом даже плакатика нет.

Л.А. – Вы знаете, я хочу сказать, что это вообще вопрос, который мы затронули – он мало исследован. Ну, например я в ходе других своих материалов как-то раскапываю, но я откладываю. Потому что я работаю в архивах и конечно заглянуть в архив КазГУ того времени для меня святое дело, хоть полдня я посвящу этому. Но надо заниматься профессионально. И это не исследованная тема, которая, в общем-то принесла очень много положительного в образование Казахстана и о которой никто не пишет.

Теперь я хотела бы сказать, вот эти вот первые семь лет, затем война. Вот в войну у нас был ректор КазГУ Лукьянец Иван Куприянович. Он был ректором КазГУ имени Кирова в 1940-1947 годах и я его застала рядовым доцентом на кафедре «История КПСС». Затем – кстати, судьба многих наших ректоров не такая уж и легкая – его сняли. Одновременно в 1941-1945 годы он был заместителем председателя Верховного Совета Казахской ССР и ездил на фронт. Мало того, что был и в Панфиловской и других наших казахстанских девизиях. Но я хочу сказать, скромнейшей души человек. Я у него несколько раз брала интервью и здесь [в книге] я собрала всё. Он вспоминает о своём ректорстве, о том, что в 1941 году общежитие построили, а война началась и это общежитие отдали под Мосфильм. И здание, которое им только дали, они полгода [в нём] были, им пришлось под Московский авиационный [институт] отдать. И они все занимались или в подвалах, или на крышах и одно из главных достижений – наркоз (эфир), химики сделали установки, научились и делали эфир для наркоза больных и поставляли всему Казахстану и в другие города [СССР]. Наши ученые – это студенты, которые занимались [этим в рамках] «Всё для фронта, всё для победы». В общем, многие наши ученые работали на нужды фронта в первую очередь, ну и учили студентов и всё это было во времена Ивана Куприяновича. А затем, сочли, что он «политический» – он защищал и Бекмаханова (в 1947 году он уже ушёл, но тем не менее), он защищал Ауэзова. И, понимаете, главная черта вот этих людей была в том, что они своих защищали. То есть, они – свои работники КазГУ (Ауэзов же тоже у нас работал). Когда шли нападки, то нападки шли в первую очередь на ректора, на партком, а потом уже на них. На Жиренчина, на историков, филологов, юристов. В общем-то, жизнь была достаточно тяжелой. Это уже во времена, особенно Тажибаева – конец сороковых, 1950 год, но здесь во времена военные, конечно… девочки. Я еще хочу сказать – во времена военные как власть заботилась об университете – они выделили сколько-то (очень много, я забыла сколько) гектаров земли, агробиостанцию, которую мы построили, пионерский лагерь, сады были в верхней части города, которые долгие годы служили и для биофака и пионерский лагерь для нас. Выделили землю, на которой наши студенты выращивали урожай, поставляли в студенческую свою столовую, чтобы выжили преподаватели и студенты и они поставляли эти продукты и фронту. То есть, была и такая помощь. Самая разная, но то, что выделяли в годы войны – выделили участок земли, пожалуйста осваивайте, живите, выживите благодаря продуктам.

М.Ш. – А у нас сейчас всякие гольф-клубы и Ессентаи строят. Построили на территории КазГУ.

Л.А. – Нет, это не на териитории [КазГУ].

М.Ш. – Ну, ладно. Так скажем в тех районах.

Я хотел вспомнить еще такую вещь – особенно для молодежи важно – вот это большое различие между педагогическими институтами и и университетами. Потому что КазГУ был единственный университет в стране до 1980-х годов. В чем была именно принципальная разница между университетом и педагогическим институтом в те времена?

Л.А. – Я думаю в разности профессий. Потому что педагогические вузы, медицинские вузы, политехники – инженеры, нархоз в 1960-ых года он же отделился от нас. Этомы его мама-папа. А здесь разные были специальности, малдо того, произошло объединение: юристы прибыли, потому что юристы отдельно и в 1934 году тоже, ровно 85 лет назад был создан Коммунистический Институт Журналистики, называля КИЖ. В суверенном Казахстане егшо вдруг начали называть «Казахским» Институтом Журналистики. КИЖ сохраняется сокращение. И вот КИЖ был создан в 1934 году Постановлением Верховного Совета СССР только в двух городах страны – это в Алма-Ате и в Свердловске. До этого ни одного журналистского высшего образования не было. Москва, Питер и другие города только строились, будем так говорить. И поэтому КИЖ был с 1934 года, но было принято решение в 1941 году его объединить и он вошёл в университет. И опять-таки в годы войны 1-го сентября студенты КИЖа приступили учиться, но уже будучи студентами КазГУ.

М.Ш. – У нас когда я учислчя мы всегда дразнили педагогический наш вуз АГУ. Мы его расшифровывали как «Алматинское Городское Училище». Но это вот уже в моё время. И нам вечно преподаватели говорили: «В наше время мы аспирантами выпускников педвузов не брали, потому что считалось, что у них недостаточно образования для того, чтобы заниматься наукой. Те кто школьные учителя – не могут заниматься наукой, поэтому к нам должны приходить или с производства или с других унивекрситетов». И говорили: «Вот когда начали их принимать, вот тогда всё и сломалось!».

Л.А. – Вы знаете, для каждого периода былди свои правила. Я с большим уважением к КазПИ отношусь – всегда сосед наш, ближайший. Но я хочу сказать следующее – в КазГУ приницпиально до 1990-х годов никогда не брали выпускникнов никакого казахстанского вузов. Москва, Питер – МГУ там, Лениградский...

М.Ш. – Преподавателями?

Л.А. – Да, преподавателями. Это было правилом. КазГУ закончил, то ты имеешь право работать везде. Это было такое негласное правило. Негласных правил было очень много.

М.Ш. – Да, много. Они же основу составляют, традиции университета.

Л.А. – Да.

М.Ш. – И вот именно то, что вот такое парвило было, оно и позволяло сохранять преподавание в университете на высоком уровне.

Л.А. – Я еще хочу сказать, то что я здесь [написала в книге] про второго ректора – Тажибаева. Тажибаева лично я не знала, но все мои друзья старшие все они его знали, и они все восхищались. Второй ректор – Тулеген Тажибаевич (я сейчас гляну эту страницу), и я хочу сказать следующее – вот ему выпало: во-первых – ректор в 1948-1953 годы – вот эта борьба против историков, борьба против филологов, ему выпало на долю. То есть, Лукьянова будем [прямо] говорить – сняли с работы. То есть он пахал, причем он до этого работал директором Уральского пединститута, поднял на высоту.

На Тажибаева были огромнейшие нападки. Я читала газеты, в первую очередь «Соцалисттік Қазақзстан» и «Казахстанскую правду». Потому что ведущий вуз страны и о нем писали. Вы знаете, вот даётся команда «Фас!» и начинается… Очень сильно ругали Сатпаева, очень сильно ругали Тажибаева. Тажибаева даже на съезд партии [] за то, что он занял позицию якобы защиты. И Лукьянец, и Тажибаев, они защищали своих преподавателей, но тем не менее, они пострадали из-за них сами. Потому что установка была партийная, а партийную установку надо было строго выполнять. И естественно, очень много было на них и анонимок и писем. Конечно разбирались, но очень некрасивые, конечно же, истории. Тем не менее, Тажибаев приходит с поста министра иностранных дел, великолепно знает английский. Культура, воспитание… И поэтому на него сбегались посмотреть. Какой он – казах и какая высота… И надо сказать, что он достойно отработал, несмотря на нападки. Ну, такие грязные инсинуации… так больно читать в газете, когда тебя всячески костерят и, причем, самыми разными словами. Тем не менее казахская интеллигенция, наши, они выдержали. Хотя, конечно, они с местами своими распрощались и те, на кого были нападки. А нападки были сначала на филологов, потом на историков, ну и попутно юристов там прихватили несколько человек.

Я хочу сказать нападки почему [были], потому что именно только после войны сформировалось отношение к краткому курсу ВКПП, что это главный учебник, хотя он до войны в общем-то []. И что мы живём только по этому [курсу]. А то, что он не предусматривал, например, события 19-го века…

М.Ш. – То всё отрубаем.

Л.А. – Да. Этого нет. А Бекмаханов занимается и конечно Бекмаханов понимает... он, конечно пытается подстроиться. Допустим у него: «Дружба казахского народа с великим русским народом»  – статья такая есть. И статьи выходят, он понимает, что надо подстраиваться. Но там было так – какую бы он вещь прошлого ни начал изучать, все они попадали под «врагов народа» так или иначе. Потому что баи, бии, ханы, батыры были из знатных родов чаще всего, ну и так далее. Поэтому он очень сильно пострадал. И только в конце 1940-х и 50-х годах сформировалось, что каведра «Истории КПСС» – главная кафедра во всех университетах, институтах и так далее. А до этого еще что-то позволялось. Это первое. А второе, еще что там было, то что всё только строго по курсу КПСС изучать и, понятно, что эта кафедра скажет, то они и сделают. И у нас, я сама помню, вот в 1970-е годы, кафедр истории КПСС было две – гуманитарных и естественных факультетов. И, конечно, если докладчик завкафедры – Абде Бачинович Турсунбаев, мой учитель тоже – всё, это закон! А другими моментами истории, в том числе и Казахстана, нельзя было заниматься. Надо было только вот: «КПСС в борьбе за хлеб», «КПСС в борьбе за инженерию»...

М.Ш. – За яйца...

Л.А. – Ну и так далее. Ну, в общем-то «за» всё...

М.Ш. – ...хорошее, против всего плохого.

Л.А. – Видите ли, это был такой перегиб и даже после 1953-го года, после смерти Сталина, у нас сначала под Сталина мы вусе равнялись, а потом конечно во времена Брежнева сформировался тип, что мы под Политбюро, под единый центр, под КПСС. Ну общий единый, не конкретно, хотя мы Брежнева естественно выделяли. То есть, для нас Богом стало КПСС. И дело в том, что мы в это время жили и надо именно историю рассматривать с той точки зрения. Почему тот или другой не писал? Почему какие-то происходили события? А потому-что партия сказала «Надо!», мы все сказали: «Есть!».

М.Ш. – Напоминаю уважаемые зрители, что у нас идет передача о 85-летии КазНУ имени аль-Фараби. Гость у нас доктор наук, профессор, Лайла Сейсенбековна Ахметова. Выф можете на смотреть на radiomm.kz и на нашем канале Youtube. Мы продолжаем.

Я вот всегда вспоминаю, краткий курс ВКПБ если посмотреть, еще сталинский, там было написано… кстати, у нас почему-то никто не обращал внимания, не знаю [почему], вроде даже заучивали наизусть. Там было написано, что большевики победили благодаря поддержке трёх национальных фракций – еврейской бундовской, польской и латышской, по-моему.  

Л.А. – Да, латыши. Красные.

М.Ш. – Три национальные фракции. Именно поэтому большевики стали большевиками, а те стали меньшевиками.

Л.А. – Во время голосования.

М.Ш. – Да. Во время голосования РСДРП. Я говорю, вот это всё учили, а почему потом в той же Прибалтике...

Л.А. – получилось так

М.Ш. – Нет, это была витрина социализма, а кто-то был задницей социализма. Люди не понимали, что всё идёт еще из вот этого голосования.

Л.А. – Давнего.

М.Ш. – Давнего-давнего, но корни сохранились. И даже вот если посмотреть даже на нынешнее российское телевидение, типа Сванидзхе и т.д. – это всё ещё те же люди, потомки тех, кто тогда ещё проголосовал правильных образом.

Л.А. – (смеётся)

М.Ш. – Раз у нас такая картинка нашего Казгуграда, мы, наверное, перейдём к дядюшке Джо, как его все звали тогда.

Л.А. – Любя.

М.Ш. – Да. Дядюшка Джо – это знаменитый наш ректор. Сколько он лет был?

Л.А. – С 1970 по 1987. Дольше всех. Из всех.

М.Ш. – 17 лет. Это – Джолдасбеков.

Л.А. – Умирбек Арисланович Джолдасбеков. При котором, я, в общем-то, начала учёбу в университете и потом я уже стала преподавателем. Я работала начальником пионерского лагеря, председателем профсоюза и очень большая школа, конечно, Джолдасбекова. И в этой книге я вспоминаю, да и в других рассказах и воспоминаниях. Почему? Потому что, вот пример: меня он всегда поражал – большой-большой кабинет у ректора, то есть ты пока дойдешь до него... он не любил людей медлительных, и вот ты заходишь: «Здравствуйте, Умирбек Арисланович!» и пока до него доходишь, ты излагаешь проблему. И ты даже не садишься, разворачиваешься и проблема решена, выходишь. Когда это сказала, он рассмеялся и потом сказал: «Да?». Я ему сказала: «Ну, Вы знаете, я так решала. Во всяком случае, мне хотелось бы присесть, но уже потом», но, говорю, не получалось. Самое главное – проблема была решена. Ему нельзя было врать, потому что... я не знаю, он очень четко просекал все эти моменты. И понятно, пользолвался огромнейшим авторитетом у всех и, в то же время, когда 1986 год случился... это случилось. Многие люди от него отвернулись. И потом, когда я разговароры слышала о нём, что он «такой-то такой-то такой-то» я возмущалась. Потому что эти люди очень много получили во времена Джолдасбекова. Во времена Джолдасбекова действительно начался строиться Казгуград. Это было очень тяжело выбивать строительные материалы и прочее, но он строился, первая очередь была построена, наши студженты тоже строили. Были такие вещи, когда мы на первом курсе приходим, такие счастливые, а нам говорят: «Машина кирпича пришла. Строится Казгуград. Нужно разгружать». И первокурсники все ходили. Об этом вот споминает и Загипа Балиева в своих выступлениях. Она чуть раньше меня училась, но дело в том, что все свой кирпич в строительство Казгуграда вложили. Это как сознательно/несознательно, может быть насильно, потому что их снимали с занятий. Но дело в том, что это была такая комсомольская стройка и мы понимали, что нам надо сдать этот Казгуград в какие-то сроки. Одно здание, второе, третье. И я счастлива, потому что вот он ректором в 1970-х годов, в 1971 году началось строительство, что наши студенты – я алматинка, но мои сокурсники жили сначала в общежитии Нархоза, который в микрорайонах находится, там возле штаба САВО находились, первый год жили – а потом все постепенно переезжали. Какая радость! У нас вот общежитие «Пятёрка» и каждый факультет имел своё общежитие. Это была роскошь по тем временам союзного значения. Не каждый [вуз] имел. Ну и такой размах строительства, раз.

Далее, я хочу сказать, что университет, действительно, расцвёл по многим показателям. Во-первых, конечно приём осуществлялся. Я сама работала в профсоюзах, и я отвечала за поступление лучших спортсменов и лучшую художественную самодеятельность. Ну, конечно набрать со стороны или там по блату я не могла. Через полгода проверка чего он достиг. Был полупроходной бал. Бывает – последние места, пять мест, а там двадцать заявлений. Ну, и естественно, я выхожу и с подачи кафедры физвоспитания, и с подачи студенческого клуба мы начинает рассматривать их. Конечно поэтому университет 33 коллектива художественной самодеятельности [выпустил]. Из них 3 – они республиканского значения. То есть, они гремели по всему Казахстану и СССР. Спортсмены – выдающиеся. Шахматисты, пловцы, велосипедисты. Кого только не было. И команда высшей лиги баскетбола – женская команда высшей лиги.

Вот пришлось заниматься многими вопросами, потому что я… лагерь на Иссык-Куле…

М.Ш. – Профилакторий.

Л.А. – Пионерлагерь, профилакторий...

М.Ш. – Около химфака.

Л.А. – Да. У нас была еще проблема – когда мы стали переезжать, а министерство начало отбирать старые здания. Возле базара Никольского и так далее. Но естественно, мы отдавали. Это фонд педагогических институтов и так далее. Потому что надо было делиться, конечно. Ну вот на глазах вырос Казгуград, на моих. Я первая переезжала на 13 этаж 15-этажного здания. Потому что ректор сказал: «Так, в течение месяца переезжаем!». Народ не хотел. Лифты не работают, света нет и телефоны, естественно не работают. Ну, кому [захочется]. Месяц все халтурили. А мы первые переехали, и я как вспомню, как я на этот 13 этаж постоянно [поднималась]…Я это вспоминала потом в 1990-е годы, когда не было света. Об этом позже разговор. Но, я хочу сказать следующее, то что «флагман вузов» - это слова Джолдасбекова, и они полностью соответствовали тому времени. И даже позже, когда Карагандинский открылся мы ему помогали. Мы ему помогали кадрами и вообще. В любом вузе нашего Казахстана работают выпускники Казахского Национального Университета.

М.Ш. – Кстати, в то время как раз ещё Олжас Сулейменов учился как раз на геофаке. Он тогда назывался геолого-географический. Он учился на специальности «геология», кстати. Правда, потом, почему-то геологию закрыли. Ну, это кстати была достаточно глупая вещь.

Л.А. – Всеволод Иванов [автор книги] «Тени исчезают в полдень» учился. Из журналистов, половина сейчас в Москве работает на каких-то высоких должностях. То есть, наш вуз котировался.

М.Ш. – Да. Хорошо.

Л.А. «Я работаю в КазГУ», неважно на какой должности, даже если ты уборщица – это звучало. Я это знала и всегда.

М.Ш. – Да. Ну, вот даже если взять Ваше поколение с Вами же был ещё Рахман Алшинов, Бахытжан Джумагулов тоже выпускники.

Л.А. – Амангельды Кусаинов – эта вот эта гвардия молодая Джолдасбекова, которые, однажды он собрал нас по какому-то поводу и он сказал: «Вы должны всю жизнь быть вместе и помогать друг другу, потому что вы – воспитанники университета». И я честно скажу, когда я начала защищать докторскую диссертацию Амнгельды Кусаинов – ректор Евразийского, я нашла его телефон и позвонила. Я говорю: «Помните фразу Джолдасбекова?». Он: «Какую?» Я ему говорю: «Я хочу чтобы Вы были оппонентом». То есть я с ним долгие годы не общалась, а он: «Да без проблем! – говорит, – Приезжай, привози диссертацию!». Вы понимаете, книга называлась «Мы из КазГУ». Вот у Алшанова очень хорошая черта была в комсомоле, и в партии он работал, он вот кадры подбирал и все время эти кадры устраивал на работу и давал дорогу [для развития и роста]. Очень многие благодаря комсомольской школе поднялись, выросли. Да все депутаты, вот все выпускники [КазГУ]. Джумагулов, он тоже был секретарем комсомольской организации, но мне пришлось вот в это время быть председателем профсоюза, а профсоюз всегда конфликтовал с комсомолом. И тут, когда Джумагулова назначают ректором я решила, всё, кранты! Вы знаете, я действительно… издали-то мы здоровались, общались. Когда мы встречаемся на открытии спортивном мероприятии, и он первый раз появляется, я конечно где-то вдали стою и думаю: «На глаза не попадаться!». Потому что я думаю, ну у нас были какие конфликты? Конкуренция. Кто – комсомол или профсоюзы? Я сделаю мероприятие – он еще лучше, я еще... Ну, от этого же слава шла университету и университет гремел. И когда вдруг он видит меня вдали, подходит ко мне и по имени отчеству – ну, тогда же не называл – знает моё отчество и говорит: «Лайла Сейсенбековна, а что Вы стоите там? – говорит, – на Вас это не похоже. Вы же такая! Вы вон должны быть впереди!». А я так растерянно смотрю. Потом как раз вот и сказал и про профсоюз, и как я работала и что лучшая школа, лучший председатель итак далее. Ну, мне было так приятно, и я поняла, что он это или не помнит, или как-то…

По другим вещам тоже скажу, у Джолдасбекова в 1986 году случается наше 16-е декабря и конечно это очень тяжелый период. Почему? Потому что в январе дана команда на 12-ом этаже в парткоме работают люди, выискивают участников декабрьского выступления и, конечно спрашивают всех. И под прессинг, под молот такой попали все. И я.

Кстати, первого сентября встречаясь с первым курсом, первая лекция вводная и я рассказываю две истории. Я рассказываю про ректора Джолдасбекова и про Кожакеева в 1986 год. Как с ними поступили, и как они выжили, состоялись в дальнейшем.

В газете «Правда» на целый подвал второй и третьей полосы выходит за что исключен из партии Джолдасбеков, а в газете «Казахстанская правда» на этих же полосах выходит статья за что исключен из партии профессор Кожакеев. Понимаете?

М.Ш. – Ну, это тогда – политическое убийство, фактически было.

Л.А. – Всё.

М.Ш. – Такая гражданская казнь, получается.

Л.А. – Да. И с ними перестают общаться, конечно же. Здороваться и так далее. Но нашлись люди, вот в частности по Кожакееву я скажу, ну он тоже больше 15 лет был деканом ведущего партийного факультета, которые единственно распределял ЦК Компартии у нас. Понимаете, это единственный факльтет. Ни историков, ни других.

М.Ш. – Филосов, получается, да?

Л.А. – Нет. Факультет журналистики. Единственный во всём союзе. Приходили и они распределяли. Почему? Потому что мы были винтиками и шурупчиками, не забывайте.

М.Ш. – Пропагандистской машины.

Л.А. – Да. Идеология. И знаете, пять лет... Кожакееву остаётся год до пенсии, его убирают. Он пять лет нигде не работает, но за пять лет он ходил в библиотеки и архивы и за 5 лет в стол написал 17 книг, раскрывая белые страницы Казахстана XIX-XX века – история Казахстана, журналистика, печать и прочее. То есть, вот он – первооткрыватель. Сидел и собирал материалы и писал. То есть, когда он был менеджером, деканом некогда же было, а тут он писал. А в 1991 году я выхожу из декретного отпуска в мае месяце и Кожакеев, вот это послабление пошло, и его реабилитируют и ему дают полставки. Но дают филологи. Журналисты побоялись его на работу взять. Затем его взяли на журфак. Я вот тоже вышла с декретного, меня всячески сторонятся, считают... я не могла кричать: «Не виноватая я! Я не участница!». Но дело в том, что я с Кожакеевым вот этот путь прошла. Почему? Мы сидим на последним партсобраниях в 1991 году. Люди по 3-4 сидят на партах, возле нас пустота. С нами нет [никого]. Только здороваться. Сидеть рядом боялись. Вот это было.

И теперь по Джолдасбекову. Всё-таки и у Джолдасбекова и у Кожакеева был крепкий тыл – семейный. Они выдержали, выстояли. И самое главное то, что они вот увидели эпоху суверенного Казахстана. Вот это главное. И признание своих… ну, реабилитировались и [получили] признание своих трудов. Некоторые наши ученые этого не увидели. Они умерли за пять лет, которые прессинг осуществлялся. И вот именно вот этот период, конечно он очень сложен вот этим – разбились на два лагеря сразу – «Наш» / «Не наш». И мне было очень больно смотреть и участвовать в этом. Партия приказывала «Надо!» сделать то-то и то-то. На собирали, нас обрабатывали. Но с другой стороны я работала в то время у профессора Шагилы Акимбаевны Кусановой. Так вот, я в декретном отпуске, она меня приглашает: «Приходи на партсобрание. Дано задание убрать такого-то профессора. Мы будем проводить тайное голосование и его оставим». То есть вот таким образом я принимала участие. Эта вот Кусанова, которая… ну, кафедра решила: «Мы не будем!». И вот они сидят над нами, ругают за 1986-ой год и прочее-прочее. За всё ругают: «Он нехороший человек и его надо исключить из партии!». Соответственно тогда – выгнать. Мы слушаем, слушаем, а потом говорим: «Тайное голосование». А тайное голосование – всё. Ну, тайное голосование, конечно можно было и против проголосовать. Хоть таким образом мы вносили свою лепту.

То есть 1986-ой год он тоже мало изучен по большому счёту. Хотя книги-воспоминания есть. Во втором томе воспоминаний «декабристов» есть Кожакеева воспоминания, где он называет всех поименно. Кто, что сказал, кто, как… Конечно, Кожакеева продали и предали… и уже наш факультет… о чём больно говорить, но это история и об этом надо знать.

Ну то есть вот и 1991 год. И опять, я считаю, что мне действительно очень посчастливилось работать с Джолдасбековым, причём рука об руку, потому что я была одним из первых руководителей. И я хочу сказать, что в 1991 году пришёл Нарибаев. Вот он, профессор Нарибаев…

М.Ш. – И я его тоже застал.

Л.А. – Да, конечно. И я опять скажу очень тёплые и хорошие вещи. Почему? Потому что вот он в 1991 году пришёл, а я выхожу с декретного отпуска и меня не берут на работ «на всякий случай». Там за «декабрь». Я же боевая. Нет говорят мест. А с декрета положено. Тут мне тихо профессор Барманкулов говорит: «Полставки у меня есть. Больше у меня нет. Давай, хоть зацепись». Я говорю: «Вы держите!». Ну ия по Закону записываюсь на приём к ректору, которого не знаю. Представляюсь. Я, говорю, доцент такая-то. Вот вышла по Закону и обязана на то место, на котором [работала до декрета] – доцента факультета журналистики. Он так удивляется. Как глянул. И потом, он вот лично полставки дал лично мне из каких-то своих резервов. Вот видите, человек меня знать не знает. Это 1991 год

М.Ш. – Ну, он юрист же еще тем более.

Л.А. – Экономист.

М.Ш. – А, подождите, экономист же.

Л.А. – Экономист. И вот он как раз создавал Нархоз. Он ушёл в то время туда и так далее. Ну он и Министр же высшего образования бывший. И он же поплатился джолжностью как раз за 1986 год. И вот Вы знаете, а его судьба... вот он начал учиться на английском языке, съездил в Америку, прошёл курс обучения (я не помню точно) 2-3 года. То есть он, уже в возрасте и прекрасный знаток казахских обычаев, казахского языка, культуры, пишет стихи. В общем, он очень такой... и экономист, и прекрасно знает русский язык, и прекрасно знает английский язык. В 1990-е годы такие люди вообще… не были даже.

М.Ш. – А я ещё помню, он постоянно нам выдавал прибавки к стипендиям. И преподавателям. То есть, в то время когда там были проблемы по стране он постоянно как-то [выкручивался]  еще дополнительно стипендию, ещё что-то…

Л.А. – Потому что экономист!

М.Ш. – Да. Какие-то деньги постоянно были. И я помню массовые закупки, допустим, московской литературы. Из МГУ, из ЛГУ. Прям не так чтобы 50 книг, 100. Несколько тысяч книг! Я помню, у нас когда завозили в университет просто несколько тысяч закупил для нашего вуза. И это было для всех! То есть, он массово обновил всю [библиотеку]. Он очень мощный был ректор.

Л.А. – Человек, знающий три языка... он был представителем нового поколения. Старого и нового, получается. И поэтому для него английский и вот эти наши договоры первые, и выход на международную арену – это всё... десять лет он был ректором и в то время, в 1993 году на альтернативной основе меня выбирают председателем профсоюза сотрудников. И знаетие, я что хочу сказать, я недавно этот случай вспоминала. Он очень скромный человек и мы нещадно пользовались его лифтом. Шесть часов, я с 13-го и там с 14-го кто-то спускается. Он свой лифт своим ключом открывает, а там битком. А все же онемевают, обалдевают. А он говорит: «Езжайте, я подожду». Мы спускаемся и я говорю: «Эй, ну хоть кто-нибудь из мужиков должен был хотя бы выйти!». А народ в растерянности. Это вот как хохма, но будучи председателем профсоюза, Вы знаете, что люди месяцами не получали тенге и не видели ещё его. В 1993-1994 годах. Учителя бастовали. Всё это было. Академия наук... Вузы, понятное дело. А наш университет получает как в советское время два раза в месяц зарплату. И он единственное говорил, что не надо афишировать.

М.Ш. – Да. И мало того, постоянно получали премии, на книги получали деньги преподаватели. Мы вот получали матпомощь. Классно же! И мы все гордились тем, что у нас двойная зарплата, отдельбная строчка в бюджете, то что ректор ездит к президенту, выбивает нам деньги и так далее.

Л.А. – Да, действительно.

М.Ш. – И вот это было то самое отличие КазГУ, которое я ещё застал.

Л.А. – Это 1990-е годы

М.Ш. – 1994-2000.

Л.А. – Я хочу сказать, что это очень тяжелое время [было]. Вот после войны в истории университета это второе по тяжести время. Потому что всё рушилось, никто ничего не понимал, и все были в растерянности. Гуманитарные науки вообще знать не знали с чего начинать. В 1995 году мне дали, как наиболее активной, курс менеджмента читать. Я пришла на журфак, спрашиваю: «Что такое менеджмент?». Никто не может сказать. Учебников не было, интернета тем более, ну и понятное дело… Во всяком случае, это было и тяжелое и в то же время… и денег не было, и когда кто-то там нарушает дисциплину и прочее я, профсоюз, иду к ректору и говорю: «Вы меры принимайте!» То есть я должна защищать, а я с возмущением говорю. И он мне говорит: «Я не имею права, потому что денег у людей нет». Мы же мало получаем. И он говорит: «Вот погодите немного. У меня вот такая идея – сделать двойной оклад КазГУ». Вот эту вот историю расскажу. Я значит прикинула, сколько это будет как доценту мне в то время. Мне это понравилось. Я говорю: «Конечно! Так весь КазГУ будет помогать!». Он говорит: «Не надо ничего, я буду потихоньку сам». Ездил, обсуждал это и отдельной строчкой бац, выходит Постановление: КазГУ со следующего года в бюджете двойной оклад. Мы радуемся. И мы попали в ножницы / в тиски. Почему? Потому что мы радуемся, получаем. И когда все спрашивают сколько ты получаешь… читаем одну и ту же дисциплину, например, а в политехе, например, [получают в два раза меньше]. Какой поднялся рёв недовольных всех вузов страны, и все стали писать. И все стали нас ненавидеть. Вот что делать? И тогда вот опять выходим из положения. Ректор приглашает – есть Ассоциация ректоров, президентом был КазПИ – приглашает их он всех к себе, объясняет. А я приглашаю всех председателей вузов. А на меня как на врага народа… Он там беседует, обсуждают. Мы с ним обсудили стратегию, тактику. Он мне сказал, что как экономист надо говорить. Я не знаю, как он там говорил, но он успокоил. А я успокоила председателей таким образом… еще гнев на ректора-то боятся [изливать]. Они тут на профсоюз, на меня столько пакостей вылили… целый воз. И я собрала их всех, ну, конечно на чашку чая, сидим. Я говорю, ребята, ну вот мы защитники и т.д. вы же считаете я же правильно сделала, что я поддержала ректора? Если работодатель поднимает зарплату, и он поднимает еще в бюджете строчкой отдельной стоит КазГУ. То есть, на законодательном уровне и прочее. Я говорю: «Почему вы нас ругаете? Почему вы кричите вернуть КазГУ обратно? Нужно вам к нам подтягиваться!». И нужно кричать: «Дайте нам как КазНУ имени аль-Фараби!». И в общем, мы настроили на то, что мы поделились как это сделано было законодательно. И конечно все начали писать и в течение двух-трех лет бюджеты поднимаются и им увеличивается зарплата. Но к этому времени ректор ещё придумал новый метод и поэтому мы были всегда на шаг впереди. Потому что он экономист. И еще, конечно законы старые ещё были и профсоюз защищал работников. И когда надо было делать сокращения, профком решал, что не сокращать. А руководству надо было выполнить задание «сверху», а не потому что он этого хотел. И, в общем-то у нас были напряженные иногда отношения и вот мы встречаемся с ректором, и он всегда идеально спокойный, вежливый, культурный. А я здороваюсь, а про себя думаю, интересно, я сегодня работаю или нет? Вы понимаете, вот эти мысли у меня тогда были потому что тяжелое [было время]. Но никогда ни словом, ни полсловом… а потом уже позже, когда я спросила, я говорю: «Я так беспокоилась!». А он говорит: «Ну Вы же правильные вещи говорили». И он же это тоже понимает, но ему же [обязывают сверху]. Сокращают бюджет на 40%. Как выжить? Или на 40% зарплату урезать, или как? Мы сделали очень хорошо. Тоже это идея и ректора и других. Мы сделали [следующее] – всех молодых в докторантуру/аспирантуру… представляете?

М.Ш. – Да, отправили.

Л.А. – Всем «старикам» сказали на полставки пока на год, но мы вас не выкидываем. Там в декрет... короче, всех-всех-всех, кого могли, и всех полставочников, четвертьставочников «неказгушников» убрали. И в 40% уложились.

М.Ш. – Вот! Вот так вот нормально правильные люди действовали!

Л.А. – Это девяностые годы.

М.Ш. – Вот на такой интересной, оптимистичной ноте мы, наверное, закончим нашу передачу. Потому что у нас истекло время, хотя конечно про КазГУ можно было бы рассказывать еще очень много-много и много. Но в любом случае, сходите в библиотеку если интересно, найдите вот эту книжку и почитайте. Книгу, которую. Написала Лайла Сейсенбековна Ахметова.

Л.А. – Большое спасибо, за то, что Вы пригласили! И я бы хотела сказать следующее, КазГУ сегодня, он тоже продоложает традиции прошлого. И КазГУ сегодня держит марку, процветает и является лучшим университетом, флагманом нашей страны везде и во всем и в первую очередь на международном уровне. Я поздравляю вас всех с праздником!

М.Ш. – До свидания!