Игра в бисер. Нет ничего новее вечности

Владимир Борисович Микушевич, философ, поэт, переводчик

«Игра в бисер»

Что может быть более фантастичнее истории человечества? Совершенно невозможно себе представить, что это такое, если бы этого в действительности не было. Человек не фантазирует, он угадывает. Вот это угадывание есть удавшаяся фантастика, а произвольная игра-фантазия может быть интересна, но она быстро забывается. В этом смысле роман Германа Гессе – это не фантастика, это суровая реальность, это будни культуры, в условиях которых мы живём.

«Игра в бисер» – это сама культура в понимании Гессе. В определённом смысле он сам испугался того мира, в который он вовлёк читателя. Ведь, собственно, «Игра в бисер» означает, что творческий потенциал человека исчерпан.

«Игра в бисер» – это в основном музыка и математика. На язык музыки и математики переводятся остальные произведения, философские и литературные.

«Игра в бисер» уже выходит за пределы того, что сделал Герман Гессе. Это современная духовная жизнь, без «Игры в бисер» сейчас нет культуры, потому что известна исчерпанность культуры, мы все её осознаём. Просто в нашей стране мы немножко отстали в этом вопросе.

Интеллектуальная конструкция

«Игра в бисер» в чистом виде – это интеллектуальная конструкция, которая может встречаться в виде эссе, а лучше всего в виде круглых столов. Когда я преподавал в институте журналистики литературного творчества, мы со студентами пытались играть в бисер. Иногда нам на семинарах что-то удавалось. Конечно, всё сводилось к более-менее оригинальным репликам. Игра в бисер не может сосредотачиваться на одном произведении.

Вот принцип игры в бисер. Скажем, «Василий Тёркин» Твардовского и «Илиада» Гомера. Эти неожиданные сопоставления – Василий Теркин и Фидий, – которые составляют стихию культуры, которые, на мой взгляд, лежат в основе перевода, это тоже игра в бисер, которой я занимаюсь всю жизнь.

Неудачная концовка

Я считаю, что у романа неудачная концовка. Йозеф Кнехт, значащее имя, русскому читателю не совсем понятно. Кнехт – это служитель. Когда спрашивает Мефистофель у Бога, кто такой Фауст, Бог отвечает: mein Knecht, переводят «мой раб», а это «мой служитель». Фамилию Кнехт носит герой этого романа. Он порывает с игрой в бисер, потому что считает, что это чрезмерная роскошь, недоступная большинству, которая нуждается в простом школьном просветительстве, и он уходит из этого ордена, но довольно странно. Он уходит не в какую-нибудь крестьянскую школу, а домашним учителем к сыну богатого человека. И этот сын богатого человека увлекает его на берег озера, и вод холодных этого озера Кнехт не переносит, он умирает от них.

Холодные воды этого озера – это соприкосновение с той реальной действительностью, к которой он не готов. Но, в конечном счёте, я считаю, что это измена игре в бисер, потому что верность игре в бисер впоследствии превращается в нечто героическое. Эта ситуация каждого человека, который хочет жить духовной жизнью. Оказывается, игра в бисер требует как раз большего героического самопожертвования, чем отказ от неё.

Определение человека

Каково определение человека? Ведь до сих пор его нет. В конце 40-х годов французский писатель Веркор написал очень интересную книгу «Люди или животные?», где вопрос о том, как определить, что такое человек, стоит ребром.

Я думаю, что есть одно определение человека, очень древнее, от которого мы никуда не уйдём. Человек – образ и подобие Бога

Человек возник для того, чтобы осознать творчество в основе мира. Оно касается не только искусства, не только литературы. Даже в личных отношениях людей есть творчество. Несомненно, оно есть в любви, есть тут какие-то мгновенные творческие акты, которые связывают любящих. 

Религия и спасение человека

Религия не обещает человечеству вечную жизнь. Религия указывает на то, что эта жизнь вообще закончится, причём Христос говорил, что в ближайшем будущем. Хотя для него ближайшее будущее – это не то, что ближайшее будущее для нас. Но, с другой стороны, без религии человек теряет что-то очень существенное. И человечество без этого никогда не существовало. 

Придумать религию нельзя. Можно что-то такое открыть, что является религией, придумывать совершенно бесполезно. 

Реинкарнация обозначает нечто, происходящее с каждым человеком, но когда её проецируют просто во время, это ошибочно. Человек живёт не только своей жизнью, он живёт многими жизнями, которые были до него.

Человек сам по себе обречён, и только милосердие Божие его спасает. Вот в этом смысле русская литература и философия начинается с удивительной книги, которую написал митрополит Илларион ещё в конце 11-го века, «Слово о законе и благодати». Он говорит, что есть закон, который даёт Ветхий Завет, Библия. Так вот, с точки зрения христианина по этому закону каждый человек обречён. Он грешит даже тогда, когда он этого не осознаёт. Человека спасает только благодать, милосердие Божие.

Человек должен понимать, насколько он грешен и виновен, но при этом не приходить в отчаяние, потому что милосердие Бога безгранично. Это очень сложное решение, на которое способны очень немногие. Святые всегда осознавали свою греховность глубже, чем отдельные люди. Спасение приходит не от нас, оно приходит свыше, но, в каком-то смысле, оно зависит и от нас. 

Языки памяти

Память развивается от заучивания стихов. Вероятно, первичная функция стихов такая и была. Огромную роль в формировании памяти и информировании человека играет заучивание наизусть. Это лучшее средство от болезни Альцгеймера, потому что это поражение памяти. 

Языки надо учить, но языки надо не только учить, нужно жить в атмосфере этих языков, то есть нужно много на этих языках читать. Даже тот язык, который Вы знаете, полчаса в день на нём надо читать, иначе Вы теряете навык. В этом смысле очень хороши детективные романы, то, что касается, например, западных языков. Сименон очень хорош для этого, если Вы хотите изучать французский язык.

Были 40-е годы, когда я заинтересовался языками. Книг на иностранных языках почти не было. Мне мама купила два тома Теккерея «Vanity Fair», и я стал это просто читать со словарём сначала, но в конце года я уже почти всё понимал. Сначала надо читать, ухватывая общий смысл. Надо уделять больше внимания отдельным словам. Надо много читать, а если Вы хотите усовершенствовать язык, то запоминать наизусть. 

Один язык

Что мы знаем о происхождении языка? Например, история Вавилонской башни. Предполагается, что люди говорили когда-то на одном языке. Они начали строить Вавилонскую башню, чтобы достать до Бога. И в ответ на это им смешали языки. Но дело не в том, что появилась разные языки, а в том, что люди перестали понимать друг друга. Вот это непонимание людей, даже в одном языке, которое в одной семье иногда происходит, это древний культ техники, который теперь мало чем отличается. 

Язык основывается на очень небольшом количестве звуков, которые может произнести человек. Но их, наверное, в районе сотни. Если бы человеческая гортань была устроена иначе, люди бы не говорили и не были бы людьми. Обезьяны, например, говорили бы, если бы у них была иначе устроена гортань. Они отдельные звуки издавать могут, но говорить не могут. При этом обезьяны изучают азбуку глухонемых и могут ею пользоваться.

Говорят, что язык – средство общения. А ведь это ничем не подтверждается. В сущности, такие первобытные коллективы, которые называют первобытной ордой, отлично могли обходиться и без этого. Они понимали друг друга прекрасно, как волчья стая друг друга понимает. У них, возможно, было развито чтение мыслей в большей степени, чем у нас.

Язык возник в результате творческого акта. Был один необыкновенный представитель этого сообщества, который импровизировал вслух, казалось, бессмысленное занятие. И вдруг он наткнулся на какое-то звукосочетание, которое повлекло за собой другие звукосочетания, и это был язык. Придумать язык нельзя, он уже существовал. Этот импровизатор просто угадал его.

Это не значит, что у животных вообще языка нет. У них нет языка подобного тому, на котором говорим мы. Но вполне возможно, что у них есть какие-то системы общения, ещё нами нераскрытые. Собственно говоря, язык основывается на наличии смысла в бытии. Если бы оно было абсолютно бессмысленным, языка бы не было, но не было бы и нас. 

Поэтому язык один, у него одна и та же функция, нет такого языка, который нельзя было изучить. Некоторые языки очень трудно произносить, например, языки некоторых африканских племён, так называемых бушменов, щелкающие звуки очень трудно воспроизводить. Существует предрассудок, что языки таких первобытных народов проще. Это совершенно неверно. Просто мы не улавливаем всего того, что они говорят, смысла у них отнюдь не меньше, может быть, даже и больше.

Представление о том, что мы обогнали первобытного человека вряд ли верно, потому что выжить в условиях ледникового периода без развитого интеллекта было нельзя. На это обратил внимание антрополог 20-го века Леви-Стросс, который вообще отрицал понятие первобытного мышления, что человек появился уже с таким мышлением, как у современного человека. Я думаю, что это совершенно правильно.

Язык ребёнка

Ребёнок рождается, что-то такое зная, чего не знаем мы. Он приходит из того мира, который мы не знаем. То, что было у него в материнском чреве, это поразительно интересный опыт. Была такая теория Отто Ранка, что вся последующая жизнь человека – это стремление вернуться туда. Это его изначальная мечта, идея потерянного рая. Там человеку было хорошо, ему было тепло, безопасно, он ощущал свою связь со всей Вселенной, в большей степени, чем сама мать чувствовала это. И когда он оттуда выходит, это шок рождения. С этим, наверное, согласятся все врачи, которые принимают роды. И когда ребёнок оттуда приходит, он пытается об этом рассказать. Это его плач, его лепет, но до сих пор никто тайну детского лепета не раскрыл. Возможно, глубочайшие истины в это время раскрывает ребёнок. По мере того, как он взрослеет, он это забывает, и только в глубокой старости, когда он впадает в детство, он что-то смутно начинает вспоминать перед тем, как вернуться туда, откуда он пришёл. 

С детьми мы очень нехорошо поступаем. Мы их всё время обижаем, мы не хотим их выслушать, мы действительно их не понимаем. А детские обиды человек помнит всю жизнь. 

И так называемая детская литература очень искажает, детям скучно её слушать. У меня есть такой афоризм, что детские книги могли бы написать только дети, пока они не умеет писать. 

Искусство перевода

Русское искусство началось с перевода. Дело в том, что перевод в России – это не совсем то, что перевод на Западе, там перевод, как правило, не художественный. И наши переводы они рассматривают, как какую-то разновидность поэзии, и они правы. На Западе преобладает перевод прозаический, и здесь есть свои шедевры. Я сам пользуюсь такими переводами, когда мне приходится изучать поэзию на языках, которые я не знаю.

Очень хороши такие переводы японских трёхстиший, хокку. Моё представление о хокку основано на английских и французских переводах в значительной степени. А на русском языке есть удачные стихотворения, перекликающиеся с этими поэтами, но судить об этих поэтах можно по таким переводам.

Перевод как художественное творчество – это именно русское явление. И для меня он органически необходим. Для меня перевод – это значит чувствовать себя в этой стихии.

Великий потомок негра

Африканское начало Пушкина надо изучать. Сам он его очень сильно ощущал, и это для него было что-то трагическое. У него были уже ранние стихи:

А я, повеса вечно праздный,

Потомок негров безобразный,

Взращённый в дикой простоте

Любви не ведая страданий,

Я нравлюсь юной красоте

Бесстыдным бешенством желаний.

В каком-то смысле это погубило Пушкина. Он считал, что белая женщина его любить не может, а если она его любит, то она развратница. Она любит за это бесстыдное бешенство желаний, и что она ему верна быть не может. Он совершенно был убеждён, что Натали должна ему изменить, он сам толкал её на это.

Но с другой стороны, он не переносил даже мысли об измене женщины. И почти все стихотворения Пушкина начинаются со слова «Я». «Я помню чудное мгновение». А что помнит она – неизвестно. В общем, это представление, что его арабское безобразие, о котором он много писал, не позволяет белой женщине его любить, в конце концов привело его под дуло пистолета, и он был убит.

В этом смысле любопытный курьёз речи Достоевского о Пушкине, где он говорил, что Пушкин предвозвестил судьбу не только русского народа, но и арийского племени. На это можно сказать, что всё сделал поэт, который не был арийцем. В Южно-Африканской Республике он бы подвергся законам об апартеиде. Он бы жил в квартале для цветных.

Великий поэт в моём понимании – нечто определённое. Великий поэт отличается от гениального тем, что в его творчестве есть что-то такое, что не объяснимо особенностями его личности, что-то свыше. Таких великих поэтов, по-моему, было пять: Гомер, Фирдоуси, автор поэмы «Шахнаме», Данте Алигьери – совершено невозможно себе представить, чтобы человек описал своё путешествие по аду, раю и чистилищу, это что-то, выходящее за пределы человеческих возможностей, Шекспир, Гёте. Пушкин здесь занимает особое место. Пушкин даёт синтез всех этих культур, но сам он вне этого синтеза. И поэтому Пушкин особняком стоит от этих великих поэтов. 

По материалам программы Павла Кашина «Ум и сердце. Бой без правил»  на Радио Медиаметрикс

08 мая 2018 г.

Полный текст интервью на mediametrics.ru